Ко дню рождения Николая Гумилёва
... Свой внутренний возраст Гумилев определял в 13 лет и собирался в нем прожить, как минимум, до 90. Об этом он, смеясь, говорил Ходасевичу буквально за несколько часов до своего ареста.
Ходасевич был последним, кто видел Николая: они оба жили в "Доме искусств" на Мойке - коммуне для поэтов и ученых.
На следующий день, 3 августа, Ходасевичу предстояло уехать, и вечером он зашел проститься с кое-кем из соседей.Потом Гумилев стал меня уверять, что ему суждено прожить очень долго - "по крайней мере, до девяноста лет".
Прощаясь, я попросил разрешения принести ему на следующий день кое-какие вещи на сохранение.
И умру я не на постели,
При нотариусе и враче,
А в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще.
Чтоб войти не во всем открытый,
Протестантский, прибранный рай,
А туда, где разбойник и мытарь
И блудница крикнут: вставай!
Это подтверждает и рассказ Анны Ахматовой:
Один из очевидцев рассказывал о том, как держался Гумилёв перед расстрелом:
«Этот ваш Гумилев… Нам, большевикам, это смешно. Но, знаете... Шикарно умер. Я слышал из первых рук. Улыбался, докуривал папиросу… Фанфаронство, конечно.
Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление. Пустое молодечество, но все-таки крепкий тип. Мало кто так умирает. Что ж — свалял дурака. Не лез бы в контру, шел бы к нам, сделал бы большую карьеру. Нам такие люди нужны..».
.... Сердце будет пламенем палимо Вплоть до дня, когда взойдут, ясны, Стены Нового Иерусалима На полях моей родной страны.
И тогда повеет ветер странный И прольется с неба страшный свет, Это Млечный Путь расцвел нежданно Садом ослепительных планет.
Предо мной предстанет, мне неведом, Путник, скрыв лицо; но все пойму, Видя льва, стремящегося следом, И орла, летящего к нему.
Крикну я... но разве кто поможет, Чтоб моя душа не умерла? Только змеи сбрасывают кожи, Мы меняем души, не тела...
Свежие комментарии